Закрыть

Трудно быть

Подобного рода аналогии вряд ли уместны, и всё же: как не существует последнего авторского варианта «Мастера и Маргариты», так нет, увы, и смонтированного в окончательном варианте Алексеем Германом фильма «Трудно быть богом». То, что показывают на экране – еще одна вариация (Германа-младшего) на вариацию же книги Стругацких. От которой в снятом Германом-старшим материале – сюжетная ветвь с привитой к ней «чужой» концовкой и опадающая листва микро-сюжетов, сцен и планов – аллюзий, трактовок которых столько, сколько увидевших фильм.
То, что увидел, понял (или не понял) и домыслил я – в вариации уже, выходит, третьего уровня…
В созданном Германом-старшим «средневековье» благородный дом Румата Эсторский – не «бог», не бог и не Бог. И даже не исследователь-Антон, а кто-то почти не отличимый от «серых» и «черных», различия между которыми не видны. Скорее, он подобен шуту – оттого и опасному, что ему разрешено всё, суть которого – в выворачивании наизнанку смыслов (а точнее – их отсутствия) происходящего. Именно в этом и состоит его миссия в Арканаре, а не в спасении «книжников», до которых Румате нет никакого дела, поскольку они – те же «серые»: один с деревянными крыльями, другой с самогонным аппаратом. И не в поисках деталей якобы начинающегося «Возрождения»: способный видеть изнанку шут - единственный, кто понимает, что все идет своим чередом, что любое вмешательство кого бы то ни было ничего не изменит.
Не изменит уже потому, что происходящее в германовском Арканаре не имеет никакого смысла. И борьба за власть, и сама власть – пустота, ничто. Ни убитый мальчик-наследник, ни орел наш дон Рэба, ни кто-то иной не владеют ничем и не получают ничего, что бы они ни делали. Жизнь и действия, казни и смерть происходят ровно потому что происходят, и не более того: люди (люди ли?) существуют, дышат, двигаются, режут и вешают не «потому что», не «за что-то», а просто потому что так делают. Они – не жители раннего Средневековья, а скорее – подобия айтматовских манкуртов, только лишенных не памяти, а веры. И как следствие – страха: никто не боится умереть, в том числе и «книжник», которого топят в нужнике, ему всё – всё равно.
Пытаясь вывернуть наизнанку и эту сторону арканарского бытия, Румата-шут въезжает в ворота города сидя на осле задом наперед. Но и это действо – «Христа»-наоборот – теряет смысл: даже если бы он сделал это так, как нужно, «Царем Арканарским» Румата не стал бы: власть над теми, кто не имеет веры, бессмысленна сама по себе.
Попытка Руматы объяснить это Арате Горбатому – завещание самому себе. Бунтовщик – не альтернатива «серым» и «черным», не исключение, а альтер-эго Руматы. Нарушая заповедь «не убий», Румата в измененной концовке уходит «партизанить», становясь Антоном, выбравшим путь Араты, который рано или поздно найдет своего Румату, чтобы предложить ему взять власть в Арканаре. И получить отказ.
По Герману, насколько я его понял, не «трудно быть богом», а «трудно быть» - кем угодно: избранная миссия теряет всякий смысл уже в момент выбора. Стоишь ты на месте, осознав это, или всё равно идешь – никакой разницы. Осел истории, как на него ни садись, будет ходить по одному и тому же кругу. И ему не важно, что топтать – дерьмо «Средневековья», мрамор «Возрождения» или асфальт «современности», в которой снимали такие фильмы.


* Заметки в блогах являются собственностью их авторов, публикация их происходит с их согласия и без купюр, авторская орфография и пунктуация сохранены. Редакция ИА «Сусанин» может не разделять мнения автора.

1806
0