Под ликование официального Киева и предательское молчание «толерантной» Европы Президента России не пригласили на 70-летие освобождения Освенцима. Закрепил внешнеполитический «успех» польский «государственный деятель», открывший миру глаза: Освенцим освобождали украинцы.
Молчит даже Израиль, для жителей которого Освенцим/Биркенау – символ холокоста. Молчит. А значит, тоже предает: с 1941 по 1945 г. в печах этого символа сгорели около 1 400 000 человек. Из них около 1 100 000 - евреи.
Так предают историю. И свою, и чужую. Хотя есть ли она – чужая история?
«…было совершенно ясно, что суд не придает никакого значения моим словам. Судьи старались использовать все, что я говорю, главным образом против меня самого. Как-то прокурор воскликнул: «Вы уничтожили три с половиной миллиона человек!» Я попросил слово и ответил: «Прошу прощения, я уничтожил лишь два с половиной миллиона». По залу пронесся гул, и прокурор крикнул, что я должен был бы постыдиться подобного цинизма. Но ведь я ничего предосудительного не сказал, я только уточнил цифры.
Большинство моих диалогов с прокурором принимало именно такой оборот. Так, например, по поводу посылки грузовиков в Дессау за коробками с кристаллами он спросил:
– Почему вы были так озабочены посылкой грузовиков в Дессау?
– Когда запасы газа уменьшались, естественно, я должен был сделать все возможное, чтобы пополнить их.
– В общем, – заметил прокурор, – для вас это было все равно, что запасы хлеба или молока?
Я терпеливо ответил:
– Для этого я и существовал.
– Итак, – торжествующим голосом воскликнул прокурор, – вы существовали для того, чтобы было как можно больше газа и чтобы уничтожить как можно больше людей!
– Таков был приказ.
Прокурор тогда обернулся к судьям и заявил, что, мол, я не только согласился уничтожать евреев, но из честолюбия еще и задался целью уничтожить их как можно больше.
Я снова попросил слова и заметил прокурору: то, что он говорит, неточно. Я никогда не советовал Гиммлеру увеличивать количество доставляемых мне евреев. Наоборот, я неоднократно просил рейхсфюрера меньше присылать мне транспортов.
– Вы не можете все же отрицать, – сказал прокурор, – что вы проявляли исключительное рвение и огромную инициативу в деле уничтожения людей?
– Я проявил рвение и инициативу в выполнении данных мне распоряжений. Но сам я ни в коей мере не добивался таких приказов.
– А вы что-нибудь сделали, чтобы избавиться от своих жутких обязанностей?
– Я просил об отчислении на фронт еще до того, как рейхсфюрер поручил мне уничтожить евреев.
– А потом?
– Потом вопрос уже так не стоял – иначе можно было бы подумать, что я увиливаю от порученного мне дела.
– Значит, дело это вам нравилось?
– Нет. Оно мне совсем не нравилось, – решительно ответил я.
Прокурор сделал паузу, посмотрел мне в глаза, развел руками и продолжал:
– Тогда не скажете ли нам, что вы думали о таком задании?
Наступило молчание, все взоры устремились на меня. Я подумал немного и сказал:
– Это была нудная работа.
Прокурор опустил руки – по залу снова прокатился гул. Немного позже прокурор сказал:
– В ваших показаниях я читаю: «Еврейки часто прятали детей под смятой одеждой, чтобы не брать их с собой в газовую камеру. Особой команде заключенных был дан приказ – обыскивать одежду под наблюдением эсэсовцев. Обнаруженных детей бросали в газовую камеру».
– Вы так сказали, не правда ли? – спросил он, подымая голову.
– Да, – ответил я и добавил: – И все же я считаю необходимым внести поправку.
Он сделал знак рукой, и я продолжал:
– Я не сказал, что детей «бросали». Я сказал, что их «отправляли» в газовую камеру.
– Не в словах дело! – с раздражением воскликнул прокурор. – И вас не трогало поведение этих несчастных женщин, которые, идя на смерть, все же рассчитывали на великодушие палачей и делали отчаянную попытку спасти своих младенцев?
– Я не мог себе позволить проявлять какие бы то ни было чувства. Я выполнял приказы. Дети рассматривались как нетрудоспособные. Я обязан был их отравлять. (Робер Мерль. Смерть – мое ремесло. 1952)
Последней каплей стали рассказы приглашенных (снизошли!) в Освенцим российских узников концлагеря, к которым там никто ни разу не обратился на русском языке. Брезгливо разрешили постоять в сторонке, пока на трибуне сменялись главные гости. Указали этим старикам и всем нам наше место в истории и в сегодняшнем дне.
Ну что же – не впервой.
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..
Это Пушкин по поводу роли Франции (опять при молчаливом согласии Европы) в польском восстании 1830-1831 г.г. Кто не помнит – Царство Польское до 1915 было неотъемлемой частью Российской Империи. В 1921 г. признано Советской Россией.
Ненавидят за то, что спасли их честь. Которую они сами уберечь не смогли или не захотели уберечь. Предельно точно.
Мы переживаем второй виток той же исторической спирали.
«-Знаете, Билл, - сказал я. - В Белоруссии я сидел в болотах со своими людьми и стрелял в немцев. И сидели мы в болотах два года. Поэтому здешний Ризестанс представляется мне скучным пикником. Представьте себе - в маленький уютный домик la belle France врывается громила, насилует хозяйку, хватает все, что ему приглянется, и, наконец, остается здесь на постой. La belle France его обихаживает, кормит телячьей печенкой, поит лучшими винами и стирает его загаженный на Восточном фронте подштанники. Кроме того, она выдает ему евреев, чтобы belle ami Фрицу лучше спалось. И вот в один прекрасный день хозяйка видит, что постоялец начал подыхать. Пена изо рта, судороги. И тогда отважная, мужественная и самоотверженная la belle France хватает сковородку и бьет его по башке. Во и весь ихний Резистанс до копейки. -Не всем быть героями, Ник, - сказал Атсон и достал сигару. - - Надо же кому-то и телЧью печенку готовить. - Именно так они и подумали, Билл, - сказал я. - Хором. Все вслух. И сбылось по слову их. - Вы им завидуете? - спросил Атсон. - Да, - подумав, сказал я. - В этом есть определенная мудрость. Правда, при условии, что кто-то - кого Вы не любите - будет отдуваться за вас". (М.Успенский. Посмотри в глаза чудовищ).
Вся Европа, исключая Югославию, и есть та самая la belle. Она это понимает и будет чем дальше, тем активнее скрывать реальное содержание своего Резистанса. Она опять очень хочет забыть этот позор и вычеркнуть из истории тех, кто их от него спас и кто помнит и знает, с кем и чем имел дело. Они опять хотят вернуть историю к удобной для них «исходной позиции», не желая понимать, что эта «исходная позиция» каждый раз чревата новыми наполеонами и гитлерами. Стоит ли спасать их «честь» в третий раз? Мне кажется, что не стоит. Нам сюда, к себе эту la belle не пускать. Но устоим ли?
Источник: Facebook
* Заметки в блогах являются собственностью их авторов, публикация их происходит с их согласия и без купюр, авторская орфография и пунктуация сохранены. Редакция ИА «Сусанин» может не разделять мнения автора.
