В мемуарах Юрия Никулина я поразился одной детали. Она произвела на меня тогда большое впечатление. Автор вспоминал, как в детстве ему показывали старика – якобы последнего ветерана Отечественной войны 1812 года.
По всем прикидкам, к середине 20-ых годов двадцатого же века на этого старичка должны были извести не один кладбищенский журнал прогулов. Угар НЭПа он встречал, как минимум, 130-летним. «Богатыри – не мы», писал о его почивших ровесниках поэт, подтвердивший сказанное тем, что не дожил и до тридцати.
Что же касается долгожителя, то он вряд ли писал стихи (иначе – умер бы значительно раньше), если вообще был грамотным. Как, впрочем, и большинство тех, кто имел сходный опыт наполеоновской кампании. Чуждые перу и бумаге, они могли что-то рассказать. Но кого уже тогда интересовала стариковская болтовня? В итоге почти все, что известно о той войне, сказано и записано офицерами или, на худой конец, обладателями вицмундиров.
Причесанные и напомаженные, как собственные мемуары, они были продуктами романтической эпохи, понимавшей историю войны не иначе как сумму подвигов тех, кого знали в лицо, по имени и званию. Они не поняли бы, вздумай кто-нибудь поставить монумент Неизвестному Солдату первой Отечественной. Для тех, кто числился выше VIII класса Табели о рангах, все ее солдаты были неизвестными – и при жизни, и после смерти.
Взгляд на ту войну – из седла, поверх золотых эполетов – стал и моим взглядом. Он был настроен на поиск героики, чему в немалой степени способствовал и советский кинематограф. Он заменил «минус» на «плюс» Отечественной войны: трагедия превратилась в веселый анекдот. Полюс которого, однако, ждала сходная перемена: рассказанный пафосно-героически в кино, он был донельзя опошлен в быту. В карточной дуэли за право стать истинным героем Отечественной войны банк сорвал поручик Ржевский.
Официальная история войны 1812 года этого персонажа не признавала. Но помнила о нем всегда. Он был ей необходим, даря прочим собственные черты: Багратион заимствовал удаль, Давыдов – склонность к алкоголю и волокитству, Герасим Курин – народность. Последняя была заглавным блюдом периодически случавшихся торжеств и особо подчеркивалась в прочие дни. Незабвенная МММ – Мария Михайловна Мартынова – принимая у меня экзамен, поинтересовалась:
- Кто придумал дубину народной войны?
Несколько озадаченный (как это – придумать дубину?), я ответил вопросом на вопрос:
- Толстой?
Неуверенно-вопросительная интонация, кажется, стоила мне «пятерки».
Теперь-то я понимаю, что она была права – действительно придумал. Его великая книга пропитана «дворянским» взглядом на войну, как хороший торт – кремом. И если уж пускаться в кондитерские аналогии, то вишенкой на этом торте стали главы, посвященные «крестьянской» войне. Они – дань приличию, а не реальности, иначе никто бы не понял, почему ту войну назвали «Отечественной».
Современникам (по крайней мере, тем, что относились к «подлому» сословию) она таковой не казалась. И, если верить книге Георгия Суданова «1812. Все было не так!», никакого особенного «подъема национальных чувств» у представителей этого сословия она не вызвала. Да и откуда было ему взяться? Формируя ополчение, государство принимало крепостных у помещиков «в дар», который делался по извечному принципу «бери, убоже, что нам не гоже» - воевать посылали непригодных в хозяйстве «пьяниц и мотов», да 50-60 летних стариков «в струпьях и слабости сил». Что же касается вольных людей, то им, чтобы оказаться в ополчении, предстояло сначала заплатить все налоги, а за счет того, что осталось, кормить себя (а также обувать и одевать) в ходе кампании.
Не удивительно, что и вооружали ополчение в самую последнюю очередь и крайне неохотно, выдавая ничтожное количество оружия. Никто тогда не мог поручиться, что из казенного ружья будут стрелять исключительно по французам, а не по кому-то еще. Опасения были не напрасными: кое-какие партизанские отряды при ближайшем рассмотрении оказывались самыми натуральными шайками с большой дороги.
И так, если верить Суданову, обстояли дела почти во всех сферах. Спору нет, от его книги, основным мотивом которой является развенчание «мифов» о той войне, за версту шибает «суворовщиной». Но у последней – запах иного происхождения. Предатель Резун – боец идеологического фронта, загоняющий факты в собственные «теории» посредством вывезенных с родины кирзачей и чьей-то ни в чем не повинной матери.
Ополчившийся на мифы Суданов от идеологии далек. Хотя сделанные им выводы заставят пить валидол любого ура-патриота. Один из них – мой знакомый белогвардеец, которому я пересказал содержание книги – уже в аптеке. За ним, я уверен, последуют и другие, которым еще предстоит узнать много нового о давно известном.
Единственное, чего ощутимо не хватает книге Суданова – так это культурологического анализа. Читать о «доносах» Багратиона на де Толли, спалившем Москву при помощи амнистированных колодников губернаторе Ростопчине, разыгрывании «национальной карты» генералами и странной логике «плешивого щеголя» Александра I, конечно, интересно. Но в том-то и дело, что их порой весьма странные поступки получают в книге иной раз не менее странные объяснения. Но это, учитывая наше общее совершенно непредсказуемое прошлое, как раз и не удивительно.
Источник: ЖЖ
* Заметки в блогах являются собственностью их авторов, публикация их происходит с их согласия и без купюр, авторская орфография и пунктуация сохранены. Редакция ИА «Сусанин» может не разделять мнения автора.
По всем прикидкам, к середине 20-ых годов двадцатого же века на этого старичка должны были извести не один кладбищенский журнал прогулов. Угар НЭПа он встречал, как минимум, 130-летним. «Богатыри – не мы», писал о его почивших ровесниках поэт, подтвердивший сказанное тем, что не дожил и до тридцати.
Что же касается долгожителя, то он вряд ли писал стихи (иначе – умер бы значительно раньше), если вообще был грамотным. Как, впрочем, и большинство тех, кто имел сходный опыт наполеоновской кампании. Чуждые перу и бумаге, они могли что-то рассказать. Но кого уже тогда интересовала стариковская болтовня? В итоге почти все, что известно о той войне, сказано и записано офицерами или, на худой конец, обладателями вицмундиров.
Причесанные и напомаженные, как собственные мемуары, они были продуктами романтической эпохи, понимавшей историю войны не иначе как сумму подвигов тех, кого знали в лицо, по имени и званию. Они не поняли бы, вздумай кто-нибудь поставить монумент Неизвестному Солдату первой Отечественной. Для тех, кто числился выше VIII класса Табели о рангах, все ее солдаты были неизвестными – и при жизни, и после смерти.
Взгляд на ту войну – из седла, поверх золотых эполетов – стал и моим взглядом. Он был настроен на поиск героики, чему в немалой степени способствовал и советский кинематограф. Он заменил «минус» на «плюс» Отечественной войны: трагедия превратилась в веселый анекдот. Полюс которого, однако, ждала сходная перемена: рассказанный пафосно-героически в кино, он был донельзя опошлен в быту. В карточной дуэли за право стать истинным героем Отечественной войны банк сорвал поручик Ржевский.
Официальная история войны 1812 года этого персонажа не признавала. Но помнила о нем всегда. Он был ей необходим, даря прочим собственные черты: Багратион заимствовал удаль, Давыдов – склонность к алкоголю и волокитству, Герасим Курин – народность. Последняя была заглавным блюдом периодически случавшихся торжеств и особо подчеркивалась в прочие дни. Незабвенная МММ – Мария Михайловна Мартынова – принимая у меня экзамен, поинтересовалась:
- Кто придумал дубину народной войны?
Несколько озадаченный (как это – придумать дубину?), я ответил вопросом на вопрос:
- Толстой?
Неуверенно-вопросительная интонация, кажется, стоила мне «пятерки».
Теперь-то я понимаю, что она была права – действительно придумал. Его великая книга пропитана «дворянским» взглядом на войну, как хороший торт – кремом. И если уж пускаться в кондитерские аналогии, то вишенкой на этом торте стали главы, посвященные «крестьянской» войне. Они – дань приличию, а не реальности, иначе никто бы не понял, почему ту войну назвали «Отечественной».
Современникам (по крайней мере, тем, что относились к «подлому» сословию) она таковой не казалась. И, если верить книге Георгия Суданова «1812. Все было не так!», никакого особенного «подъема национальных чувств» у представителей этого сословия она не вызвала. Да и откуда было ему взяться? Формируя ополчение, государство принимало крепостных у помещиков «в дар», который делался по извечному принципу «бери, убоже, что нам не гоже» - воевать посылали непригодных в хозяйстве «пьяниц и мотов», да 50-60 летних стариков «в струпьях и слабости сил». Что же касается вольных людей, то им, чтобы оказаться в ополчении, предстояло сначала заплатить все налоги, а за счет того, что осталось, кормить себя (а также обувать и одевать) в ходе кампании.
Не удивительно, что и вооружали ополчение в самую последнюю очередь и крайне неохотно, выдавая ничтожное количество оружия. Никто тогда не мог поручиться, что из казенного ружья будут стрелять исключительно по французам, а не по кому-то еще. Опасения были не напрасными: кое-какие партизанские отряды при ближайшем рассмотрении оказывались самыми натуральными шайками с большой дороги.
И так, если верить Суданову, обстояли дела почти во всех сферах. Спору нет, от его книги, основным мотивом которой является развенчание «мифов» о той войне, за версту шибает «суворовщиной». Но у последней – запах иного происхождения. Предатель Резун – боец идеологического фронта, загоняющий факты в собственные «теории» посредством вывезенных с родины кирзачей и чьей-то ни в чем не повинной матери.
Ополчившийся на мифы Суданов от идеологии далек. Хотя сделанные им выводы заставят пить валидол любого ура-патриота. Один из них – мой знакомый белогвардеец, которому я пересказал содержание книги – уже в аптеке. За ним, я уверен, последуют и другие, которым еще предстоит узнать много нового о давно известном.
Единственное, чего ощутимо не хватает книге Суданова – так это культурологического анализа. Читать о «доносах» Багратиона на де Толли, спалившем Москву при помощи амнистированных колодников губернаторе Ростопчине, разыгрывании «национальной карты» генералами и странной логике «плешивого щеголя» Александра I, конечно, интересно. Но в том-то и дело, что их порой весьма странные поступки получают в книге иной раз не менее странные объяснения. Но это, учитывая наше общее совершенно непредсказуемое прошлое, как раз и не удивительно.
Источник: ЖЖ
* Заметки в блогах являются собственностью их авторов, публикация их происходит с их согласия и без купюр, авторская орфография и пунктуация сохранены. Редакция ИА «Сусанин» может не разделять мнения автора.
