Спектаклю «Про завод и про меня», показанному 16-то марта в Центре современной драматургии и режиссуры, скоро исполнится один год. С этой работой театра-студии ИРЗ до Ижевска добрался новый жанр - вербатим.
Само слово «вербатим» переводится как «дословное», т.е. по сути это прямая речь человека, проговорённая и сыгранная актёром на сцене. Принято считать, что законодателями мод здесь являются британцы, установившие каноны «документального театра» в начале девяностых годов прошлого века. Хотя похожие приёмы в родственной театру литературе, применялись и ранее, вспомнить хотя бы книги Светланы Алексиевич, по которым кстати были и театральные постановки. Но дело не в приоритете. К использованию этой формы российский актуальный театр вернулся в начале нулевых с простой целью - вывести на сцену новые социальные слои. Похожую задачу ровно век назад решал Горький («На дне»), как и у него же, герои первых вербатимов сплошь маргиналы, а то и вовсе преступники. Но в отличии от свергнутого классика, который следовал общепринятым канонан пьесы и ставился во МХАТе, современный театр предлагает на этом материале новое построение пирамиды «автор — режиссёр — актёр - зритель».
Автора вроде как нет вообще - герои пьесы, являются и авторами её текста. Зритель вовлечен в игру настолько, что может услышать со сцены собственные слова. Да и функции режиссёра в этой схеме нивелируются — интонацию к тексту актёры то уж как-нибудь подберут.
Что же за продукт получается в итоге этой демократической (?) перестройки? Театр улиц? Ярмарочный балаган? Театрализованный Гайд-парк? Что угодно, только не это!
Центральной здесь становится фигура, которую можно условно обозначить как «монтажер» и которым в реальности может стать любой человек из театра или из вне. Именно он решает, что из сказанного репрезентативной группой граждан выпускать на сцену, а что нет. Он решает, кого поставить в поток и эфир, а кого отрезать и выкинуть, как не попавшего в канву. При ближайшем рассмотрении можно увидеть, что в его руках не безобидные «ножницы», а безжалостный скальпель хирурга, кромсающего материал под главную идею. И здесь он тоталитарнее любого диктатора! А если вспомнить, что за метрами магнитофонной ленты и байтами информации стоят и выбрасываются в корзину, человеческие судьбы, становится понятно, насколько жестокая и жесткая это вещь — современный театр. Не жестче впрочем, чем современная жизнь, где мы тоже не всегда попадаем в канву разнообразных раскладов и отношений, и где нас тоже сливают многочисленные «монтажеры», чаще всего нами же и возведённые в этот сан.
Я «нагнетаю» (если вам так показалось) с одной единственной целью - подчеркнуть какая авторская вещь получается в итоге! Поэтому на обсуждении я уточнил, кто сводил текст. Как и ожидалось, вся ответственность за материал лежит на режиссёре театра ИРЗ Павле Зорине (а.к.а.
borhes )
При этом надо понимать, какая была проделана работа! Два года (!) актёры театра собирали интервью у работников радиозавода, зачастую сталкиваясь с непониманием и отказом говорить. Только после этого (отсеяв до 95-ти процентов собранного материала) в течении одного месяца был сформирован спектакль, уже несколько раз показанный в Ижевске, и один раз представленный в Москве, на сцене знаменитого театра.doc - мекки современного документального театра.
Какое же блюдо приготовил нам "повар" Зорин?
Актёры и декорация
Немного выпадающее стилистически из всего материала начало — хроника с приездом профсоюзного начальства завода на слёт профбоссов в Москву, как бы выписывает нам всем пропуск в обстановку, которая стала постоянным фоном для героев и которую они уже сами не замечают. Дальше идут втягивающие рассказы о том, как герой монолога попал на завод, первые впечатления, повороты в трудовом пути, разговоры о начальстве, о продукции, о перспективах завода, о командировках. Так вот лёгкими разговорами о шашках, самодеятельности, сценками в проходной, разговорами заводских кумушек, танцевальными этюдами и бытовыми эпизодами, песней «трава у дома» в исполнении ВИА топ -менеджеров, мы постепенно проникаемся этим миром и нас завлекает в поток, в котором время зависает и перестаёт двигаться.
Проход через проходную туда — проход через проходную обратно, при каждодневном повторении этот ритуал отключает какие-то участки сознания и вот молодая девушка, пришедшая на завод «на несколько месяцев» за первоначальным опытом и штампом в трудовой, обнаруживает себя всё там же, через десять лет и уже не помнит, что жила как-то иначе.
Какой год монолога про переброс начальством рабочего на другой участок, про проблемы с бухгалтерией, про «фокусы» с начислением зарплаты, практикуемые в некоторых цехах — 70-й? 90-й? 2010-й? — Мы ощущаем, что процесс движется не «переворачиванием дней», а перемалыванием человеческих жизней. Время и завод сплетаются в непостижимое «процесс-образование», словно сошедшее со страниц Маркеса, становясь одновременно главным смыслом и главным врагом человека. И тем и другим — врагом и смыслом, обезличенным — «начальство» и «бухгалтерия» это не лица, а такие же участники игры, просто у них свои роли.
Московкий зритель, как я понял на обсуждении, острее всего среагировал на эту «другую жизнь». В столицах так уже не живут и подзабыли, что есть такой уклад —
заводская Россия.
Уклад, потрёпанный за «годы реформ», переставший быть главенствующим в обществе, но не утративший своих амбиций, регулярно мрачновато напоминающий о них (через Холманских например) и что самое главное не желающий (и не умеющий?) менять своих жестких правил к тем, кто попал в его рамки. Но это не значит, что «не знающие, как жить по-другому» люди всем довольны. И те, кто не решился говорить в непривычной, до «дикости» («кого-то интересует моё мнение?!») ситуации интервью, и те, кто использует своё «право говорить» по-полной.
В последнем монологе работяги с баночкой пива от официального гнянца первого видео не остаётся и следа. И пиво и эмоции и мат — там всё настоящее. Именно этому герою Зорин доверяет сказать главные слова -
почему же так херово всё в моей жизни?
Слова обращенные не к нам, не к начальству, не к политикам, не к богу, и не к самому себе, а куда-то ВНИКУДА
почему же так всё херово в моей жизни? я же всё делаю правильно, а всё равно херого
Горько? А никто нам сладкий десерт и не обещал!
режиссёр и актёры после спектакля
Источник: ЖЖ
* Заметки в блогах являются собственностью их авторов, публикация их происходит с их согласия и без купюр, авторская орфография и пунктуация сохранены. Редакция ИА «Сусанин» может не разделять мнения автора.
Само слово «вербатим» переводится как «дословное», т.е. по сути это прямая речь человека, проговорённая и сыгранная актёром на сцене. Принято считать, что законодателями мод здесь являются британцы, установившие каноны «документального театра» в начале девяностых годов прошлого века. Хотя похожие приёмы в родственной театру литературе, применялись и ранее, вспомнить хотя бы книги Светланы Алексиевич, по которым кстати были и театральные постановки. Но дело не в приоритете. К использованию этой формы российский актуальный театр вернулся в начале нулевых с простой целью - вывести на сцену новые социальные слои. Похожую задачу ровно век назад решал Горький («На дне»), как и у него же, герои первых вербатимов сплошь маргиналы, а то и вовсе преступники. Но в отличии от свергнутого классика, который следовал общепринятым канонан пьесы и ставился во МХАТе, современный театр предлагает на этом материале новое построение пирамиды «автор — режиссёр — актёр - зритель».
Автора вроде как нет вообще - герои пьесы, являются и авторами её текста. Зритель вовлечен в игру настолько, что может услышать со сцены собственные слова. Да и функции режиссёра в этой схеме нивелируются — интонацию к тексту актёры то уж как-нибудь подберут.
Что же за продукт получается в итоге этой демократической (?) перестройки? Театр улиц? Ярмарочный балаган? Театрализованный Гайд-парк? Что угодно, только не это!
Центральной здесь становится фигура, которую можно условно обозначить как «монтажер» и которым в реальности может стать любой человек из театра или из вне. Именно он решает, что из сказанного репрезентативной группой граждан выпускать на сцену, а что нет. Он решает, кого поставить в поток и эфир, а кого отрезать и выкинуть, как не попавшего в канву. При ближайшем рассмотрении можно увидеть, что в его руках не безобидные «ножницы», а безжалостный скальпель хирурга, кромсающего материал под главную идею. И здесь он тоталитарнее любого диктатора! А если вспомнить, что за метрами магнитофонной ленты и байтами информации стоят и выбрасываются в корзину, человеческие судьбы, становится понятно, насколько жестокая и жесткая это вещь — современный театр. Не жестче впрочем, чем современная жизнь, где мы тоже не всегда попадаем в канву разнообразных раскладов и отношений, и где нас тоже сливают многочисленные «монтажеры», чаще всего нами же и возведённые в этот сан.
Я «нагнетаю» (если вам так показалось) с одной единственной целью - подчеркнуть какая авторская вещь получается в итоге! Поэтому на обсуждении я уточнил, кто сводил текст. Как и ожидалось, вся ответственность за материал лежит на режиссёре театра ИРЗ Павле Зорине (а.к.а.
borhes )
При этом надо понимать, какая была проделана работа! Два года (!) актёры театра собирали интервью у работников радиозавода, зачастую сталкиваясь с непониманием и отказом говорить. Только после этого (отсеяв до 95-ти процентов собранного материала) в течении одного месяца был сформирован спектакль, уже несколько раз показанный в Ижевске, и один раз представленный в Москве, на сцене знаменитого театра.doc - мекки современного документального театра.
Какое же блюдо приготовил нам "повар" Зорин?
Актёры и декорация
Немного выпадающее стилистически из всего материала начало — хроника с приездом профсоюзного начальства завода на слёт профбоссов в Москву, как бы выписывает нам всем пропуск в обстановку, которая стала постоянным фоном для героев и которую они уже сами не замечают. Дальше идут втягивающие рассказы о том, как герой монолога попал на завод, первые впечатления, повороты в трудовом пути, разговоры о начальстве, о продукции, о перспективах завода, о командировках. Так вот лёгкими разговорами о шашках, самодеятельности, сценками в проходной, разговорами заводских кумушек, танцевальными этюдами и бытовыми эпизодами, песней «трава у дома» в исполнении ВИА топ -менеджеров, мы постепенно проникаемся этим миром и нас завлекает в поток, в котором время зависает и перестаёт двигаться.
Проход через проходную туда — проход через проходную обратно, при каждодневном повторении этот ритуал отключает какие-то участки сознания и вот молодая девушка, пришедшая на завод «на несколько месяцев» за первоначальным опытом и штампом в трудовой, обнаруживает себя всё там же, через десять лет и уже не помнит, что жила как-то иначе.
Какой год монолога про переброс начальством рабочего на другой участок, про проблемы с бухгалтерией, про «фокусы» с начислением зарплаты, практикуемые в некоторых цехах — 70-й? 90-й? 2010-й? — Мы ощущаем, что процесс движется не «переворачиванием дней», а перемалыванием человеческих жизней. Время и завод сплетаются в непостижимое «процесс-образование», словно сошедшее со страниц Маркеса, становясь одновременно главным смыслом и главным врагом человека. И тем и другим — врагом и смыслом, обезличенным — «начальство» и «бухгалтерия» это не лица, а такие же участники игры, просто у них свои роли.
Московкий зритель, как я понял на обсуждении, острее всего среагировал на эту «другую жизнь». В столицах так уже не живут и подзабыли, что есть такой уклад —
заводская Россия.
Уклад, потрёпанный за «годы реформ», переставший быть главенствующим в обществе, но не утративший своих амбиций, регулярно мрачновато напоминающий о них (через Холманских например) и что самое главное не желающий (и не умеющий?) менять своих жестких правил к тем, кто попал в его рамки. Но это не значит, что «не знающие, как жить по-другому» люди всем довольны. И те, кто не решился говорить в непривычной, до «дикости» («кого-то интересует моё мнение?!») ситуации интервью, и те, кто использует своё «право говорить» по-полной.
В последнем монологе работяги с баночкой пива от официального гнянца первого видео не остаётся и следа. И пиво и эмоции и мат — там всё настоящее. Именно этому герою Зорин доверяет сказать главные слова -
почему же так херово всё в моей жизни?
Слова обращенные не к нам, не к начальству, не к политикам, не к богу, и не к самому себе, а куда-то ВНИКУДА
почему же так всё херово в моей жизни? я же всё делаю правильно, а всё равно херого
Горько? А никто нам сладкий десерт и не обещал!
режиссёр и актёры после спектакля
Источник: ЖЖ
* Заметки в блогах являются собственностью их авторов, публикация их происходит с их согласия и без купюр, авторская орфография и пунктуация сохранены. Редакция ИА «Сусанин» может не разделять мнения автора.
