Закрыть

Обвиняемый в убийстве ижевский полковник Глухов: «Дойду до Европы, если надо»

12:12, 03 февраля, 2015
12:12, 03 февраля, 2015
8113
8
8

Подсудимый правоохранитель не готов согласиться с приговором, если он не будет оправдательным.

Ижевск. Удмуртия. В Ижевске в среду, 4 февраля, вынесут приговор заместителю начальника экспертно-криминалистического центра МВД по Удмуртии Андрею Глухову. Его обвиняют в преступлениях, предусмотренных частью 1 статьи 105 («Убийство») и частью 1 статьи 115 УК РФ («Причинение легкого вреда здоровью»).

Прокурор потребовал для полковника 7 лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Адвокат правоохранителя, в свою очередь, попросил оправдать Глухова.

ИА Сусанин удалось пообщаться с подсудимым.

- Андрей Леонидович, расскажите о том, что произошло в тот день?

- Я проживал со своей семьей – моя жена, сын (дочь на тот момент находилась в другом городе) – по адресу город Ижевск, улица Ленина, дом 34. Проживал я там с марта 2005 года по декабрь 2013 года.

Семья Аслановых вселилась в квартиру этажом ниже, как раз под нами, где-то в конце марта. И на момент инцидента 13 апреля 2013 года, не проживала в квартире и одного месяца.

Однако, после вселения в квартиру, оттуда стали достаточно часто раздаваться в позднее время звуки музыки и шум. Создавалось впечатление, что к ним очень часто приходили гости.

Также и 13 апреля, это была суббота, на протяжении всего дня, вечера и до моего обращения к Аслановым, из квартиры доносилась громкая музыка, шум, грохот, гам, до такой степени, что вибрировали пол и стены.

Этот шум, судя по его громкости, раздавался не только в нашей квартире, но и у других жильцов.

Я не собирался применять и даже демонстрировать пистолет.

Мы с женой вечером, уже около 23 часов, легли спать. Но из-за этого шума, грохота, криков было понятно, что там многочисленная толпа празднует, пирует. Крики были мужские, женские, топот, вибрация. Мы так и не смогли уснуть. Жена встала и ушла в другую комнату, которая располагается у кухни, включила там телевизор и стала вязать. А я все-таки попытался уснуть, но не получалось.

Я понимал, что у людей какое-то празднество идет и прекрасно понимал, что до 23 люди имеют право веселиться. Поэтому я думал, что к 23 часам, может быть в 15-20 минут двенадцатого люди начнут расходиться, разъезжаться, или шум утихнет, по крайней мере. Но этого не произошло, и я так и не смог уснуть.

Когда я в следующий раз поглядел на часы, они у нас электронные, то было 23:36. Пьянка все продолжалась, даже не было намеков, что она прекратится, а люди разойдутся. Поэтому я решил одеться, спуститься к ним и попросить вести себя потише.

Могу сразу сказать, что люди совершали противоправный поступок. Они нарушали наш закон Удмуртской Республики о тишине в ночное время, который был принят в 2011 году. Это нарушение общественного порядка, административное правонарушение.

Я встал с кровати, надел серую рубашку с коротким рукавом, джинсы синие, очки и тапочки, они в вещдоках имеются. В чем ходил по квартире в течение дня, в общем. При этом я подошел к сейфу, который находился рядом с кроватью в спальне, достал оттуда принадлежащий мне на вполне законных основаниях газовый пистолет с возможностью стрельбы резиновыми патронами.

Я проверил пистолет, что он стоит на предохранителе. Наполовину вытащил магазин, увидел последний патрон, понял, что магазин снаряжен. И засунул пистолет сзади за брюки, после пошел спускаться вниз к соседям.

Пошел я туда потому, что предполагал, что раздающийся шум мешает соседям.

В соответствии с федеральным законом о полиции, я, как сотрудник полиции, независимо от должности, времени суток и местонахождения обязан в случае выявления административных правонарушений пресекать и предотвращать их. То есть, я опять же действовал совершенно правомерно.

Сразу же хочу сказать, что пистолет я купил в феврале 2009 года, получил разрешение и лицензию. В охотничьем магазине вместе с пистолетом купил упаковку травматических патронов (20 штук) и сейф, который установил в спальне. После покупки магазин я снарядил восьмью патронами, поставил на предохранитель и положил в сейф. Запасной магазин и 12 патронов тоже лежали в сейфе.

- Вы спускались к соседям, зная, что придется стрелять?

- Я не собирался применять и даже демонстрировать пистолет. Поэтому я засунул его сзади за брюки, чтобы его не было видно, чтобы никто не заметил, никто даже не подумал, что у меня он есть.

Проходя по коридору квартиры к выходу, я сказал жене, что сейчас вернусь. Я спустился этажом ниже и подошел к двери квартиры номер 36, оттуда еще громче раздавались шум и звуки музыки. Я подошел к двери и громко кулаком два раза ударил по ней. Через несколько секунд дверь открылась, оттуда вышла женщина – как я сейчас понимаю, это была Асланова Саида. Она закрыла за собой дверь и встала у квартиры. Я ей сказал, показывая как будто на часы на руке, что совесть-то надо иметь, двенадцать часов ночи подходит, людям спать надо. Она женщина адекватная, сказала: «Ой, извините, у нас тут несколько семей празднуют день рождения, сейчас все закончится».

Когда был разговор, дверь была закрыта, никакой девочке она указаний не давала, все было тет-а-тет. Стоял ли кто за дверьми, смотрел ли в глазок, какая там слышимость, я не знаю. Я с ней разговаривал доброжелательно, без всяких угроз, она тоже.

Женщина, видимо, зная их характер, пронзительно закричала

И так как вопрос был решен, я повернулся спиной и стал подниматься к себе домой по лестнице на четвертый этаж. Сделал буквально 1-2 шага, и тут боковым зрением увидел, что дверь их квартиры резко распахивается, оттуда выходят, как я сейчас понимаю, Асланов Гафлан и за ним сразу следом Гасымов Этирам. Вид у них сразу был агрессивный, неадекватный. Дверь как открыли они, оттуда сразу запах алкоголя мне в нос ударил. Они были пьяные, глаза навыкате, страшные, кулаки сжаты. Я сразу развернулся лицом к ним, хотел им тоже сказать, чтобы прекращали шум.

Они по площадке вышли и по лестнице стали вдвоем на меня надвигаться. Сразу же матерщина понеслась и: «Что ты сюда приперся? Что те надо? Сейчас получишь!». Началось размахивание кулаками перед моим лицом, но я уклонялся, так как стоял повыше.

Женщина, видимо, зная их характер, пронзительно закричала: «Гафлан, не надо, не бейте его!».

Хочу сразу подчеркнуть, что этот и последующие крики – там еще жена Гасымова вышла – все эти крики они не то, что останавливали действия мужчин, они их как-то подстегивали даже. Героями, что ли, себя чувствовали.

То есть мужчины сами явно инициировали конфликт. Было видно, что они сразу собираются на меня напасть, с целью избить. Им явно не понравилось, что кто-то посмел прийти, когда они там веселятся, и имел наглость попросить вести себя потише.

В общем, мужчины без всякого повода набросились на меня, кулаками махать стали перед лицом. Вот это их неадекватное поведение оказалось для меня полной неожиданностью.

- Когда вы поняли, что без оружия не обойдется?

- Боковым зрением я заметил, что у выхода из квартиры тоже собирается толпа взрослых людей, которая подбадривает, поощряет их (Асланова и Гасымова – прим. ред.) криками. В этот момент я понял, что меня сейчас просто убьют, забьют до смерти.

Со стороны нападавших имелось значительное численное преимущество, там не только два человека – Асланов и Гасымов – на меня шли. За ними жены шли, а потом еще какие-то мужчины и женщины следовали. За ними было численное преимущество, физическое преимущество – и Асланов, и Гасымов моложе меня, физически сильнее, крупнее, выше ростом, здоровее в плечах. Я понимал, что у меня нет шанса на выживание. Поэтому мне пришлось…

Я думал, что демонстрация пистолета их напугает.

Я достал пистолет из-за спины и направил в их сторону. Я при этом думал, что демонстрация пистолета их напугает, они остановятся и прекратят агрессию, нападение. Все, никакого умысла-то не было. Я думал, что одной демонстрации будет достаточно. Но люди были, видать, настолько разгорячены алкогольными парами, настолько были неадекватны… А может быть, даже разглядели, что пистолет не боевой, а травматический. То есть это их не испугало, а наоборот, распалило, такое было чувство.

И все последующие действия, о которых я буду рассказывать, они не то, что их останавливали, они их все больше и больше распаляли.

Так как они продолжали наносить мне удары, я снял пистолет с предохранителя, передернул затвор с таким металлическим лязгом. Я думал, что приведение пистолета в боевую готовность, этот лязг покажет им, что это не игрушка, не пластмассовый пистолет, что это серьезное… Надеялся, что они на этой стадии прекратят на меня нападение. Тоже ничего не произошло, нападение продолжалось, все более и более агрессивным становилось. Поэтому я с целью остановить их произвел один-два предупредительных выстрела заведомо чуть выше и между ними. След от этого выстрела, след №8, так и не исследовали в ходе предварительного следствия, несмотря на мои многочисленные ходатайства.

Я думал, что их остановит то, что я стреляю. Нет, бесполезно. После этого я сразу получил от Асланова удар в челюсть с левой стороны. Удар увесистый. Забегая вперед, скажу, что следствие посчитало, что мне нанесли всего лишь два удара и именно Асланов. Как будто Гасымов вообще ударов не наносил. Судя по всему, это произошло из-за того, что они акцентировали внимание на то, что эти два удара были самыми мощными, самыми опасными для меня. Но это не значит, что мне не наносили других ударов, наносили! Они даже ногами мне пытались наносить удары, только у них не получалось. Я был выше, они ниже, им было неудобно. Но они пытались по голеням меня ударить. Оба, причем, неоднократно. А не эти два удара, которые, как считает следствие и обвинение, мне нанес Асланов.

- Но они не отражены в экспертизах…

- При осмотре я не рассказал об ударах по голеням. А синяки увидел только на следующий день. Мне бы тогда снова обратиться к судебному медику, в этом я ошибся…

- Что было дальше?

- Получив от Асланова в лицо, я понял, что, учитывая мое слабое здоровье – у меня и гипертония в третьей стадии, остеохондроз, проблемы со зрением, с сердцем, с сосудами – любой последующий удар может стать для меня последним, фатальным. Поэтому я произвел по одному выстрелу сначала в Асланова, потом в Гасымова, целясь в тело, в нижнюю часть их фигур. Я предполагал, что с такого расстояния я должен в них попасть, не должен промахнуться. Но у меня даже вызвало удивление, что это было для них как для слона дробинка, как комариный укус. Они даже не почувствовали. Как сейчас я понимаю, что это у них была алкогольная анестезия. На них эти попадания в тело резиновых пуль, травматических, не оказало никакого влияния.

Я также продолжал двигаться спиной, пятясь, поднимаясь по лестнице, чтобы скрыться в своей квартире. Это как раз свидетельствует, что я всячески избегал конфликта, пытаясь закрыться в своей квартире. Это указывало на отсутствие с моей стороны каких-либо угроз, я с самого начала стал пятиться. Они-то были в окружении многочисленных гостей, поддержка им оказывалась. Они могли просто закрыть дверь свою и вызвать полицию, если, по их словам, я им угрожал, а не выскакивать и не набрасываться на меня с кулаками, нанося мне побои.

Когда я уже стал подниматься на второй пролет, к своей квартире, я произвел еще по одному выстрелу в Асланова и Гасымова и продолжил пятиться. Они на меня все так же надвигали, прямо, к плечу плечом. Все время я целился только в нижнюю часть их фигур.

Когда до моей двери оставалось только 2-3 ступеньки, Асланов нанес еще один удар. Он смог до меня дотянуться, достать и ударить правой рукой в левую сторону лица. От этого удара я не смог устоять и упал. При этом упал так, что моя голова и большая часть туловища оказалась на площадке четвертого этажа. А ноги при этом оставались на лестничном пролете.

Во время падения я больно ударился затылком головы и локтем правой руки о бетонный пол в подъезде. Когда я упал, я увидел, что дверь нашей квартиры распахнута, на пороге стоит моя жена, а за ней – сын. Тут я понял, что убьют не только меня, а ворвутся в квартиру и убьют жену и сына, всю семью. В лучшем случае, покалечит их эта разъяренная пьяная толпа.

После этих выстрелов произошла какая-то секундная задержка. Свобода!

Когда я упал, мужчины попытались схватить меня за ноги и стащить вниз по лестнице, прокатить меня затылком по бетонным ступенькам. Когда они поднимались, Асланов шел все время слева от меня, у стены, а Гасымов справа от меня, у перил. Когда я упал, Асланов схватился за мою левую ногу, Гасымов – за правую ногу. Я отпинывался от них. В это время с правой ноги у меня упал тапок. Так как я сопротивлялся, они то наклонялись, то выпрямлялись. Я тоже то приподнимался, то меня швыряло. В этом положении очки перекосило, произошла расфокусировка. В это время я произвел еще по одному выстрелу в Асланова и Гасымова.

- Снова в корпус?

- Еще раз хочу подчеркнуть, что я не стрелял в лицо, в голову, я старался попасть в нижнюю часть тел.

-Что было потом?

- После этих выстрелов произошла какая-то секундная задержка. Свобода! Ноги мои отпустили, и я смог вскочить на ноги и забежать в квартиру, затолкнув внутрь жену. И стал закрывать дверь, она у нас тоже железная. Гасымов – ну, кроме него некому, он самый ближний был – препятствовал мне, держался за ручку с той стороны. Но я все же захлопнул и закрыл на защелку. Сразу же в дверь стали барабанить, мат понесся. Я крикнул жене, чтобы вызывала полицию по сотовому. Сам тоже бросился к своему сотовому, оба вызвали полицию. И полиция, слава Богу, приехала минут через 10. И там начались уже следственные действия.

- После произошедшего вы долго оставались в своей квартире?

- Нас в этот же день, всю семью, взяли под охрану, потом увезли на конспиративную квартиру, как раз в целях того, чтобы нас не растерзали.

И, как я все время подчеркиваю, от начала до конца все мои действия были правомерными. Нигде я ни на йоту не преступил требований закона. Инициаторами конфликта была противная сторона, они напали на меня, они совершили агрессию, они меня избивали. Я уже распрощался с жизнью, думал, мне конец.

- Почему вы пошли в квартиру Аслановых сами, а не вызвали наряд полиции?

- Ну, как я говорил вам, я сам являюсь сотрудником полиции, действующим сотрудником полиции. И согласно федеральному закону, я просто обязан был пресечь нарушение общественного порядка. Кроме того, я не хотел отвлекать службы патрульно-постовой службы полиции от выполнения их обязанностей. Они же где-то в это время действительно необходимы были. Да и по опыту я знал, что приедут сотрудники патрульно-постовой службы, сделают замечание и уедут. А зачастую у тех, кому они сделают замечание, отрицательное отношение к соседям, мол, не могли сами сказать, вызвали полицию сразу.

То есть сам приезд проблему бы не решил. Тем более это могло быть истолковано как использование мной своего служебного положения: вот, полковник полиции, надо же, ему там мешают, шумят, и он из-за этого сотрудников вызывает.

Ну, и самое основное, я хотел просто мирно, по-соседски этот вопрос решить. Я к ним в первый раз спустился. У нас особо не принято так, чтобы с первого раза вызывать полицию. Надо сначала самому спуститься, лично поговорить. Если люди с первого, со второго раза не понимают, тогда вызывать полицию.

- Для чего же Вы взяли с собой пистолет?

- Потому что я все-таки опасался. Было понятно, что в квартире внизу много людей, в том числе были слышны и мужские крики. Было понятно, что они находятся в состоянии алкогольного опьянения. Также я знал, что правомерные требования граждан и даже сотрудников полиции о прекращении нарушении у этих лиц, которым делают замечание, часто вызывают немотивированную агрессию, злобу. Часто это приводит к ранению и гибели граждан и сотрудников полиции. К тому же, вполне можно было предположить, что в квартире находились лица криминального характера, допустим, наркоманы или судимые. Они вполне могли быть вооружены холодным или огнестрельным оружием.

Вот в частности, по справке центра лицензионно-разрешительной работы оказалось, что у Асланова был такой же пистолет, как у меня. Он хранился, видимо, в этой же квартире. У Гасымова было аж три пистолета.

Самое важное, что я с целью самообороны, в качестве моральной поддержки взял пистолет с собой. Сейчас я уверен, что правильно взял пистолет с собой. Если бы я тогда его не взял, меня бы уже не было в живых. Был бы убит и я, и, возможно, члены моей семьи. В лучшем случае они были бы покалечены, жена и сын.

- Это Вам известно по службе?

- Конечно, у меня около 30 лет стажа. Конечно, я за годы своей службы видел часто, что это случается.

- А было ли возможно защититься без помощи пистолета?

- Я уже говорил, что это было невозможно. У них было и численное, и физическое преимущество. Они были крайне агрессивно настроены, были в состоянии алкогольного опьянения. Они моложе меня, сильнее, выше ростом. Убежать от них я никак не мог. Попробовали бы они в тапочках спиной по лесенке побежать. А если бы я развернулся, меня бы тут же сбили с ног. Поэтому я спиной вперед настолько быстро, насколько это было возможно, поднимался в квартиру.

- Ваша жена говорила, что у Вас травма локтя?

- Да, мне две операции делали. Я упал с лестницы, ударился, локтевой отросток отвалился. Его на две скрепки приделали. И рука сейчас до конца не разгибается. И когда они меня уронили, ударился этой же рукой.

- Когда Вы сумели скрыться в квартире, вы сразу вызвали полицию?

- Наверно, первая жена вызвала. Но может быть, и одновременно. У нее свой сотовый, у меня – свой в спальне. Я ведь сразу забежал в спальню. Сейф так и был раскрыт. Я вывалил оставшиеся патроны – 12 штук – и стал снаряжать магазин…

- Вы опасались нападения?

- Ну да, дверь-то взламывали.

- Когда-нибудь раньше Вы применяли оружие?

- Только как сотрудник полиции. У нас ведь подготовка проводится, в том числе и огневая, как из пистолета, так и из автомата.

- Пострадавшие и их свидетели говорили, что Вы оскорбляли их…

- Это ложь. У них противоречивые показания. Одни говорят, что я, как вы сказали, их оскорблял, к тому же в одних протоколах допросов это есть, в других этого нет. На очных ставках это уже не звучит. С другой стороны, у других свидетелей, их гостей, в показаниях не говорилось ни о каких угрозах. Дополнительно хочу сказать, что меня проверили на полиграфе – никаких угроз с моей стороны не было. Также психолого-психиатрическая экспертиза подтвердила, что никаких претензий по национальному признаку у меня ни к кому нет. Я воспитывался в советское время, у нас интернационализм был, дружба между народами.

- А что касается мата?..

- Вы знаете, у меня какое-то шоковое состояние было, я дар речи потерял. Я вообще ничего не говорил. Все проходило молча.

- До выстрелов Гасымов и Асланов высказывали угрозы?

- У них сразу было неадекватное поведение. Они были в состоянии опьянения. Когда они выскочили, их кулаки были сжаты.

Смотрите, при исследовании одежды Асланова у него на левой руке дырки не оказалось. А рана на руке была. Я следователя спросил, а почему дырки-то нет? А он ответил, что, судя по всему, рукава были засучены. А для чего засучивают рукава? Чтобы кулаками помахать.

Когда они стали орать на меня матом, аж брызги летели. И они ведь начали наносить мне удары. Кричали «Что приперся? Что надо? Сейчас получишь!», Асланова-то и закричала: «Гафлан, не надо!». Видимо, знала характер мужа и сразу поняла, что выскочили они меня избивать.

- В результатах полиграфической экспертизы говорится, что Ваши слова об их угрозах не совпадают с реакцией организма…

- Там выяснялись семь вопросов. Все они, кроме двух, подтверждают мою правоту. Я вам даже зачитаю. Первое, с моей информацией согласуется, что «Глухов ночью 13 апреля 2013 года не высказывал каких-либо угроз и оскорблений в адрес Аслановой С.А». Второе, «в тот момент, когда Глухов произвел первый выстрел, кроме него, на площадке было двое мужчин». А не как Гасымов говорит, что он выскочил позже. Третье, «телесные повреждения он (Глухов) получил после первого предупредительного выстрела». Четвертое, «при производстве первого выстрела он целился не в мужчин». Один промежуточный вопрос оказался. А по поводу вашего вопроса, я не понял, почему так произошло. Чтобы устранить сомнения, я подавал многочисленные ходатайства, что нужно провести не исследование, а психо-физиологическую экспертизу.

- Андрей Леонидович, на одном из заседаний, вы сказали, что виновным себя не считаете…

- Ну, каждый человек считает себя невиновным. Но я еще до суда просил следователя объяснить мне, в какой момент я совершил что-то противоправное. И тогда я скажу: «Сознаюсь, всё, доказали». Но мне ничего сказать не смогли.

Я вину полностью не признаю. Как с самого начала говорил, с первого дня, я сожалею о случившемся, что так вот все произошло. Но виной своей не считаю. Считаю, что все произошедшее случилось из-за нападения и агрессии на меня же со стороны противоположной. Так что все мои действия были в рамках необходимой обороны.

Я от начала до конца своих действий не совершил ни одного противоправного поступка, нигде ни на йоту не переступил нормы законов.

- Если Вам вынесут обвинительный приговор, как вы думаете, не послужит ли это толчком для отказа от самообороны?

- У нас в России правоохранительная практика такая, что если человек купил оружие, в случае чего его изначально считают виновным. То есть, купил оружие – уже что-то замыслил, уже готов его использовать.

- То есть расценивается как умысел?

- Да.

- Как Вы думаете, со временем что-то изменится?

- Вы знаете, что у нас по закону, статья 37 УК, мы должны соизмерять степень опасности и «ответки». То есть если тебя хотят просто ограбить или просто синяк поставить, то ты не можешь человека убить. Но уже года два рассматривается законопроект о том, что если преступник проник к тебе в дом, то можно не соизмерять это. То есть сделать закон в западном варианте.

В моем случае за доли секунды надо было что-то решить. Моментально. А сейчас полтора года следствие, столько экспертиз, сколько томов собрано.

- О чем Вы думали, когда узнали о возбуждении уголовного дела?

- Я действительно думал, когда все это случилось, что месяц-два – и Следственный комитет во всем разберется, прекратит дело. При этом я прекрасно понимал, что надо экспертизы провести. Я дал показания, но есть объективные данные – результаты экспертиз. Думал, следствие разберется и поймет, что я был в состоянии необходимой обороны.

- Сами Вы какого приговора ожидаете?

- Думаю, будет обвинительный. Но я не остановлюсь, обжалую. До Европы дойду, если надо будет. Уверен, европейский суд меня оправдает.

8113
8